Недалеко от Жмеринки у одного гражданина свистнули, или, как говорится, «увели», чемодан.

Дело было, конечно, в скором поезде.

И это прямо надо было удивляться, каким образом у него взяли этот чемоданчик.

Главное, пострадавший попался, как нарочно, в высшей степени осторожный и благоразумный гражданин.

У таких, обыкновенно, даже ничего не воруют. То есть не то чтобы он сам у других пользовался. Нет, он честный. Но только он осторожный.

Он, например, своего чемодана из рук весь день не выпускал. Он, кажется, даже с ним посещал уборную. Хотя это ему, как говорится, было не так легко.

А в ночное время он, может быть, лежал на нем ухом. Он, так сказать, для чуткости слуха и чтоб не унесли во время процесса сна, ложился на него головой. И как-то там на нем спал — не знаю.

И он даже для верности не приподнимал головы с этой своей вещи. А если ему нужно было перевернуться на другой бок, то он как-то там со всем этим предметом вращался.

Нет, он в высшей степени чутко и осторожно относился к этому своему багажу.

И вдруг это у него свистнули. Вот так номер!

А еще, тем более, его предупредили перед сном. Ему кто-то там сказал, когда он ложился:

— Вы, — говорит, — будьте добры, осторожней тут ездите.

— А что? — спрашивает.

— На всех, — говорит, — дорогах воровство почти что прекратилось. Но тут, на этом перегоне, еще отчасти бывает, что шалят. И даже бывает, что сапоги с сонных людей снимают, не говоря о багаже, и так далее.

Наш гражданин говорит:

— Меня это не касается. Если речь идет о моем чемодане, то я имею привычку спать на нем довольно чутко. И этот перегон меня не волнует.

И с этими словами он ложится на свою верхнюю полку и под голову закладывает свой чемодан с разными, наверное, ценными домашними вещами.

Значит, ложится он и спокойно засыпает.

И вдруг ночью к нему кто-то подходит в темноте и тихонько начинает сапог с ноги стаскивать.

А наш проезжающий был в русских сапогах. И сразу такой сапог, конечно, не снять, благодаря его длинному голенищу. Так что неизвестный только немного сдернул этот сапог с ноги.

Наш гражданин сдержался и думает:

«Подожду, что будет дальше. Интересно. Неужели он желает с меня сапоги снять?»

А в это время неизвестный берет его теперь за другую ногу и снова дергает. Но на этот раз дергает со всей силы.

Вот наш гражданин как вскочит, с размаху как ахнет вора по плечу! А тот — как сиганет в сторону! А наш проезжающий — как брыкнется с полки за ним! Хочет, главное, бежать, но не может, поскольку у него сапоги наполовину сдернуты. Ноги в голенищах болтаются, как звонки.

Пока то да се. Пока ноги взошли вовнутрь, глядит — вора уж и след простыл. Только слыхать, что он, мошенник, дверкой на площадке хлопнул.

Поднялись крики. Та-ра-рам. Все вскочили.

Наш проезжающий говорит:

— Вот интересный случай. Чуть у меня сапоги с сонного не сняли.

И сам вдруг косо поглядел на свою полку, где должен был стоять его чемодан.

Но его, увы, уже не было. Ну, конечно, опять крики и опять та-ра-рам.

Один из пассажиров говорит:

— Наверное, вас за ногу нарочно потянули, чтобы вы, извиняюсь, освободили чемодан от головы. А то все лежите и лежите. Поэтому вас скорее всего и потревожили.

Пострадавший сквозь слезы страдания говорит:

— Вот этого я не знаю.

И сам на первой станции бежит в транспортный отдел и делает там заявление. Там сказали:

— Хитрость и коварство этих жуликов не поддаются описанию.

И, узнав, что у него там было в чемодане, пообещали в случае чего сообщить. Они сказали:

— Мы поищем. Хотя, конечно, ручаться не можем.

И это они, конечно, сделали правильно, что не поручились, так как вора с чемоданом они так и не нашли.

Зощенко — Галоша

Конечно, потерять галошу в трамвае нетрудно. Особенно, если сбоку поднапрут, да сзади какой-нибудь архаровец на задник наступит – вот вам и нет галоши.

Галошу потерять – прямо пустяки.

С меня галошу сняли в два счета. Можно сказать, ахнуть не успел.

В трамвай вошел – обе галоши стояли на месте, как сейчас помню. Еще рукой потрогал, когда влезал – тут ли.

А вышел из трамвая – гляжу: одна галоша здесь, как миленькая, а другой нету. Сапог – здесь. И носок, гляжу, здесь. И подштанники на месте. А галоши нету.

А за трамваем, конечно, не побежишь.

Снял остальную галошу, завернул в газету и пошел так. «После работы, – думаю, – пущусь на розыски. Не пропадать же товару. Где-нибудь, да раскопаю».

После работы пошел искать. Первым делом – посоветовался с одним знакомым вагоновожатым.

Тот, прямо, вот как меня обнадежил.

– Скажи, – говорит, – спасибо, что в трамвае потерял. В другом общественном месте – не ручаюсь, а в трамвае потерять – святое дело. Такая у нас существует камера для потерянных вещей. Приходи и бери. Святое дело!

– Ну, – говорю, – спасибо. Прямо, гора с плеч. Главное, галоша почти что новенькая. Всего третий сезон ношу.

На другой день поехал в камеру.

– Нельзя ли, – говорю, – братцы, галошу получить обратно? В трамвае сняли.

– Можно, – говорят. – Какая галоша?

– Галоша, – говорю, – обыкновенно какая. Размер – двенадцатый номер.

– У нас, – говорят, – двенадцатого номера, может, двенадцать тысяч. Расскажи приметы.

– Приметы, – говорю, – обыкновенно какие: задник, конечно, обтрепан, внутри байки нету – сносилась байка.

– У нас, – говорят, – таких галош, может, больше тыщи. Нет ли специальных признаков?

– Специальные, – говорю, – признаки имеются. Носок, вроде бы, начисто оторван, еле держится. И каблука, – говорю, – почти что нету. Сносился каблук. А бока, – говорю, – еще ничего, пока что удержались.

– Посиди, – говорят, – тут. Сейчас посмотрим.

Вдруг выносят мою галошу.

То есть, ужасно обрадовался. Прямо умилился. «Вот, – думаю, – славно аппарат работает. И какие, – думаю, – идейные люди – сколько хлопот на себя приняли из-за одной галоши».

– Спасибо, – говорю, – друзья, по гроб жизни. Давайте поскорей ее сюда. Сейчас я надену.

– Нету, – говорят, – уважаемый товарищ, не можем дать. Мы, – говорят, – не знаем, может, это не вы потеряли.

– Да я же, – говорю, – потерял.

– Очень, – говорят, – вероятно, но дать не можем. Принеси удостоверение, что ты действительно потерял галошу. Пущай домоуправление заверит этот факт, и тогда без излишней волокиты выдадим.

– Братцы, – говорю, – святые товарищи, да в доме не знают про этот факт. Может, они не дадут такой бумаги.

– Дадут, – говорят, – это ихнее дело дать.

Поглядел я еще раз на галошу и вышел.

На другой день пошел к председателю.

– Давай, – говорю, – бумагу. Галоша гибнет.

– А верно, – говорит, – потерял? Или закручиваешь?

– Ей-богу, – говорю, – потерял.

– Пиши, – говорит, – заявление.

Написал заявление. На другой день форменное удостоверение получил.

Пошел с этим удостоверением в камеру. И без хлопот, без волокиты выдают мне галошу.

Только, когда надел галошу на ногу, почувствовал полное умиление. «Вот, – думаю, – аппарат работает! Да в какой-нибудь отсталой стране разве стали бы возиться с моей галошей столько времени? Да выкинули бы ее с трамвая – только и делов. А тут неделю не хлопотал, выдают обратно. Вот это аппарат!»

Одно досадно, за эту неделю во время хлопот первую галошу потерял. Все время носил ее под мышкой в пакете – и не помню, в каком месте ее оставил. Главное, что не в трамвае. Это гиблое дело, что не в трамвае. Ну, где ее искать?

Но, зато, другая галоша у меня. Я ее на комод поставил. Другой раз станет скучно – взглянешь на галошу – и как-то легко и безобидно на душе становится. «Вот, – думаю, – аппарат!»

Зощенко — Гений из Алешек

Номерок-то, граждане, заметьте, на день раньше вышел.

Это мы поторопились. Очень уж, охота была читателей порадовать. Народный судья 12-го участка Херсонского округа товарищ Дедов вылечился наконец-то от продолжительной и тяжкой болезни.

А вылечил его Яровенко, Александр Иванович. Простой знахарь.

Конечно, этот Яровенко очень популярный медик. Прямо замечательный гений. Он и от секретных болезней лечит, и от всяких. Народ к нему тучей ходит. Красноармейцы его тоже очень одобряют.

Там, в Алешках, ихняя часть стоит. Так, бывало, командир придет в околодок и удивляется:

– Да где ж это наши больные венерики лечатся?

А доктор говорит:

– А кляп их знает. Наверно, к Яровенке пошедши. Вот какой это популярный медик!

У него и лечился нарсудья. И даже благодарственный аттестат ему выдал на руки.

Однажды обыск сделали у знахаря Яровенки и нашли этот аттестат. На казенном бланке написано. И печать поставлена. Истинная правда. И все душевные переживания высказаны в этом аттестате. Прямо хоть в рамку и под стекло такой аттестат. Вот он:

УССР, НКЮ
Народный судья 12-го вчастку Днiпровьск. пoвiтy
Уважаемый Александр Иванович.

Наконец, из среды цивилизованного общества могут с уверенностью сказать, что может торжествовать не только наука, но и практика… Вы достигли недостижимого лечения сифилиса. Многие из дальних краев России отзовутся и скажут – Вы Гений… После вашего лечения моего люеса вот уж 3-й год прошел, а я чувствую себя очень здоровым, несмотря на то, что ежедневно выпиваю всевозможные напитки. Поэтому еще раз благодарю, до свиданья. Остаюсь жить, пить и вас вспоминать и вам несчастных клиентов рекомендовать.

Нарсудья 12-го участка Хере. окр. Дедов

Хотел нарсудья еще это письмишко в «Известия» послать и в московскую «Правду», да с радости начал всевозможные напитки выпивать, ну, и запамятовал.

Ну, ничего, что запамятовал. Мы и в «Бузотере» катнем это письмишко. Зачем же гению в тени оставаться? Пущай про него все знают.

А мы остаемся жить, всевозможные напитки выпивать, народного судью вспоминать и прокурора к нему рекомендовать.

Вы читали рассказ — Гений из Алешек — Михаила Зощенко.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                             

Зощенко — Герои

Торжество в деревне Максимовке началось с раннего утра.

Сначала всем миром ходили по деревне с флагами и пели «Интернационал», потом, собравшись у пожарного сарая, открыли заседание.

Председатель влез на ступеньки сарая и махнул шапкой.

Общество откашлялось, отсморкалось и затихло. Только с тихим треском там и сям бабы жевали семечки.

– Так вот, братцы, – начал председатель, – пущай ответит общество, надо ли зафиксировать вопрос насчет самогону ай нет?

– Безусловно, надо, – сказало общество.

– А ежели так, – сказал председатель, – то выходит такая штука… Пущай вот ответит еще общество, есть ли у Егорки Гусева лошадь ай нет?

– Нету, – сказали в толпе, – нету у него лошади. Корова, да, действительно есть, а лошадь он пропил, сукин кот.

– Так, – сказал председатель, – пропил он лошадь. Заметьте себе… Дальше, скажем, Митюшка Бочков… Спер он сбрую у Козулихи ай нет? Спер. На какой этот самый предмет или цель спер он сбрую? На самогон… Теперича идем дальше. Лобачев Ванька. Чикнул он ножом Серегу ай нет? Чикнул. Пьяный был… А теперича я спрашиваю общество, отчего это все, беда такая, происходит?

– Да разве мы знаем? – сказали в толпе. – От самогонки, что ли?

– Братцы, – закричал председатель, – конечно, от самогонки! Братцы, враги мы себе ай нет? Не враги! А не враги, так должны мы эту самогонку тово, растово, разэтово? Уничтожить, то есть?

Мужики молчали.

Председатель откашлялся и тихим голосом продолжал:

– Вы, братцы, не обижайтесь. Я против общества не иду. Я самогонку не хаю. Есть в ней вкус, не спорю…

– Конечно, есть! – крикнул кто-то. – Она вкус имеет. Она кровь полирует.

– Не спорю, – сказал председатель. – Вкус она имеет. Ежели, для примера, возьмешь горбушечку, сольцей ее присыпешь, а огурчик в это время на полусогнутой держишь, да нальешь ее в это время в стаканчик, да – хлоп-с… А она, бродяга, струей как брызнет по жилам… А тут огурчиком – джик, горбушечку – хрясь… Отдай все, да мало…

В толпе крякнул кто-то. Два мужика, одергивая штаны, пошли от сарая.

– Стой! – закричал председатель. – Не пущу! Зафиксировать надо… Пущай общество постановит, надо варить ее ай нет?

– Что мир скажет, – уклончиво ответило общество.

– Можно, конечно, не варить, – добавил кто-то. – Можно у соседей брать… Ежели избыток у них.

Председатель вытер мокрый лоб рукавом и хрипло сказал:

– И у соседей не брать! И не варить! И аппаратов не чинить. Потому – враз надо кончать. Потому – одним пальцем блохи не поймаешь… Ась? Братцы, да что ж это? Враги мы себе ай нет?!

Мужики, кряхтя и сморкаясь и жалобясь на свою судьбу, то начинали хвалить напиток, то признавали за ним самые ужасные качества.

И наконец, после двухчасового спора, постановили: «Самогон не варить, аппаратов не чинить и у соседей добром не пользоваться».

Читатель, если ты будешь в тамошних местах, загляни, милый, чего пьют в этой деревне. Не водочку ли, часом, глотают?

Вы читали рассказ — Герои — Михаила Зощенко.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                         

Зощенко — Герои

Торжество в деревне Максимовке началось с раннего утра.

Сначала всем миром ходили по деревне с флагами и пели «Интернационал», потом, собравшись у пожарного сарая, открыли заседание.

Председатель влез на ступеньки сарая и махнул шапкой.

Общество откашлялось, отсморкалось и затихло. Только с тихим треском там и сям бабы жевали семечки.

– Так вот, братцы, – начал председатель, – пущай ответит общество, надо ли зафиксировать вопрос насчет самогону ай нет?

– Безусловно, надо, – сказало общество.

– А ежели так, – сказал председатель, – то выходит такая штука… Пущай вот ответит еще общество, есть ли у Егорки Гусева лошадь ай нет?

– Нету, – сказали в толпе, – нету у него лошади. Корова, да, действительно есть, а лошадь он пропил, сукин кот.

– Так, – сказал председатель, – пропил он лошадь. Заметьте себе… Дальше, скажем, Митюшка Бочков… Спер он сбрую у Козулихи ай нет? Спер. На какой этот самый предмет или цель спер он сбрую? На самогон… Теперича идем дальше. Лобачев Ванька. Чикнул он ножом Серегу ай нет? Чикнул. Пьяный был… А теперича я спрашиваю общество, отчего это все, беда такая, происходит?

– Да разве мы знаем? – сказали в толпе. – От самогонки, что ли?

– Братцы, – закричал председатель, – конечно, от самогонки! Братцы, враги мы себе ай нет? Не враги! А не враги, так должны мы эту самогонку тово, растово, разэтово? Уничтожить, то есть?

Мужики молчали.

Председатель откашлялся и тихим голосом продолжал:

– Вы, братцы, не обижайтесь. Я против общества не иду. Я самогонку не хаю. Есть в ней вкус, не спорю…

– Конечно, есть! – крикнул кто-то. – Она вкус имеет. Она кровь полирует.

– Не спорю, – сказал председатель. – Вкус она имеет. Ежели, для примера, возьмешь горбушечку, сольцей ее присыпешь, а огурчик в это время на полусогнутой держишь, да нальешь ее в это время в стаканчик, да – хлоп-с… А она, бродяга, струей как брызнет по жилам… А тут огурчиком – джик, горбушечку – хрясь… Отдай все, да мало…

В толпе крякнул кто-то. Два мужика, одергивая штаны, пошли от сарая.

– Стой! – закричал председатель. – Не пущу! Зафиксировать надо… Пущай общество постановит, надо варить ее ай нет?

– Что мир скажет, – уклончиво ответило общество.

– Можно, конечно, не варить, – добавил кто-то. – Можно у соседей брать… Ежели избыток у них.

Председатель вытер мокрый лоб рукавом и хрипло сказал:

– И у соседей не брать! И не варить! И аппаратов не чинить. Потому – враз надо кончать. Потому – одним пальцем блохи не поймаешь… Ась? Братцы, да что ж это? Враги мы себе ай нет?!

Мужики, кряхтя и сморкаясь и жалобясь на свою судьбу, то начинали хвалить напиток, то признавали за ним самые ужасные качества.

И наконец, после двухчасового спора, постановили: «Самогон не варить, аппаратов не чинить и у соседей добром не пользоваться».

Читатель, если ты будешь в тамошних местах, загляни, милый, чего пьют в этой деревне. Не водочку ли, часом, глотают?

Вы читали рассказ — Герои — Михаила Зощенко.