ЧУЖАЯ

- Только этого нам не хватало!

Был приличный дом!

А теперь?!

Что прикажете с этим делать?!

Точнее, с этой!

- Клавдия Матвеевна в сердцах Отшвырнула от себя пустую Лейку и плюхнулась на лавочку.

- Клава, ты не права! – Галина Ивановна нагнулась, подняла лейку и аккуратно пристроила ее возле лавочки. – Вот так…

Любимые цветочки, за которыми Клавдия Матвеевна ухаживала с истовостью неофита, были вмиг забыты! Еще бы! Ее посмели обвинить в предвзятости!

Цветоводством она занялась не так давно. Устав ругаться с зятем и дочерью, Клавдия Матвеевна решила поискать себе занятие вне стен опостылевшего жилища. Но поскольку зять ее требование купить дачу напрочь проигнорировал, заявив, что продавать свою квартиру, где, помимо Клавдии Матвеевны, поживали еще и ее внуки, не будет, деятельная дама решила, что обойдется и тем, что имеется в наличии. А именно, палисадниками перед многоквартирным домом, в котором с некоторых пор проживала вместе с семьей дочери.

Идею эту зять Клавдии, вместе с ее дочерью, горячо поддержали.

Были закуплены всякие совочки-леечки, большой пакет семян и прочие, не менее нужные вещи, вроде шланга для полива. И Клавдия Матвеевна теперь проводила все свое время во дворе, надоедая соседям и претендуя на должность старшей по дому. Избирать ее никто не собирался, так как тогда пришлось бы сместить с поста милейшую Галину Ивановну, занимавшую эту негласную должность уже добрый десяток лет.

Но Клавдия Матвеевна не сдавалась. Она не просто торчала во дворе с утра до ночи, но и «следила за порядком».

И вот сегодня он был нарушен самым возмутительным образом! А Клавдии Матвеевне теперь было совершенно не до лютиков-цветочков!

Имелась тема посерьезнее!

А началось все рано утром, когда к дверям подъезда, в котором жила Клавдия Матвеевна, подошла худенькая девушка в немыслимо ярких, разрисованных фломастерами, кроссовках, и небрежно скрученным пучком на макушке, из которого торчал обычный карандаш.

- Это Пацаева пять? – девушка сверилась с какой-то бумажкой и обратилась к торчавшему из палисадника обширному заду Клавдии Матвеевны. – Ой, извините! Здрасте!

Запоздало вспомнив о правилах этикета, девчонка улыбнулась, но на Клавдию Матвеевну это не произвело ни малейшего впечатления.

- Чего тебе?

- Да вот, ищу вот этот дом, – девчонка протянула Клавдии измятую бумажку. – На вашем почему-то таблички нет.

- Сняли на днях, чтобы обновить. Я тебе вопрос задала! Что надо?!

Девчонка улыбаться перестала. Взгляд ее стал колючим и дерзким. Совершенно таким же, какой был у дочери Клавдии Матвеевны в тот день, когда она пришла к матери с новостью о том, что собирается замуж.

Клавдия подобного вольнодумства терпеть не стала. Устроила грандиозный скандал, но впервые не достигла ни криком, ни угрозами ни малейшего эффекта.

- Он голодранец! Куда тебя несет?! Двадцать лет, а ума нет!

- Мама, я люблю его.

- Да какая любовь?! Понапридумывают себе ерунды всякой, а ты потом расхлебывай! Замуж надо выходить по расчету, а не по любви! А какой тут расчет?! Кто он?! Механик?! Господи, за что мне такое наказание?! Растила-растила ее! Думала, будет на старости лет будет, кому стакан воды подать! А она?!

- Мама… - дочь Клавдии глянула на мать так, что истерика той закончилась, так и не успев толком начаться.

Дочь замуж Клавдия выдала честь по чести. В белом платье, фате, с банкетом почти на сотню гостей и горькими слезами о своих несбывшихся, пусть и призрачных, надеждах.

С зятем после этого действа Клавдия не ругалась, но и мириться не собиралась. Терпела.

И наблюдала.

А было за чем. Из простого механика парень постепенно переквалифицировался в заместителя директора автосервиса, а после и свой собственный открыл, обнаружив, что вести дела ничуть не менее интересно, чем чинить машины. При поддержке жены получил диплом, отучившись в университете, и обожал дочек, чем, наконец, примирил тещу со своим существованием. Клавдия могла не любить его как мужа своей дочери, но видя, как он относится к детям, готова была простить зятю все с авансом на будущее. А уж когда он настоял на том, чтобы после сложной операции Клавдия Матвеевна переехала в его дом, та и вовсе назвала его сыном. Конечно, иногда на нее что-то находило, и Клавдия начинала совершенно без причины мечтать о том, чтобы дочь и внучки жили только с ней, услаждая старость, но она тут же вспоминала жесткую кровать в больничной палате и свой страх перед одиночеством. Это быстро приводило в норму ее разум и Клавдия принималась за пироги, до которых зять был большим охотником.

Вот и в этот день она собиралась отбывать свою епитимью, самовольно на себя наложенную, и даже успела с утра поставить тесто, но теперь весь настрой куда-то улетучился. И Клавдия, подбоченившись, грозно сдвинула брови, глядя на недоразумение с растрепанным пучком на макушке, которое стояло перед ней.

- Я, деточка, не просто так этот вопрос задала! Мало ли, кто тут ходит-бродит? Чужих нам тут не надо!

- Ага! – охотно согласилась девчушка и усмехнулась, но как-то невесело. - Потом хватитесь, а пианины и нету, да?

- Какой такой «пианины»! Что за глупости ты несешь! Зачем тебе наш дом? – все-таки вспылила Клавдия.

- Ага! Значит, все-таки это тот самый адрес! – девчонка ловко вернула себе бумажку, и запрокинула голову, разглядывая окна. – Высоко…

- Десять этажей.

- Моя на восьмом! – девчонка лукаво улыбнулась и совсем по-детски подпрыгнула на месте. – Красивые у вас цветочки!

Клавдия Матвеевна раскрыла было рот, чтобы дать понять нахальной девице, что рано ей еще раздавать направо и налево оценочные суждения, но девчонка ее больше не слушала. Вытянув из сумки ключ на длинной веревочке, она побежала к дверям подъезда.

- Ты куда, шальная?! К кому?!

- К себе! – донеслось уже из подъезда, и Клавдия Матвеевна в сердцах чертыхнулась вслед возмутительнице спокойствия.

Принесла же нелегкая! И как теперь за пироги браться? К тесту надо с добром да с настроением, а у нее теперь на душе кошки скребут!

Что за девица поселилась у Галины Ивановны, которая занимала лишь одну из комнат в небольшой двухкомнатной муниципальной квартире, Клавдия Матвеевна узнала ближе к вечеру. Узнала, и потеряла дар речи.

- Сирота?! Детдомовка?! Галя, а что же теперь делать?!

- А что тут сделаешь, Клава? Комната, ведь, не моя. Городу принадлежит. Вот девочке ее и выдали после выпуска из детского дома. Хорошо еще, что сразу! Не пришлось бедняжке мыкаться по углам, ожидая решения чиновников. Сколько таких случаев!

- Да ты совершенно не о том думаешь! Она же теперь тебя со свету сживет!

- Почему это? – Галина Ивановна нахмурилась.

- Да потому! У них же ничего святого! Ты хоть представляешь, что это за человек?! Это же волчонок! Она себе дорогу зубами прогрызет и не задумается!

- Клава, ты преувеличиваешь!

- Нет! Это ты у нас блаженная, а я в людях разбираюсь! Вот, когда выселит она тебя из дома, тогда и поговорим! Вспомнишь мои слова, да поздно будет!

Галина отвечать Клавдии ничего не стала. Покачала головой и ушла. Но поднимаясь в лифте на свой этаж, все-таки хмурилась.

А если Клавдия права? Что тогда делать?

С прежним своим соседом по квартире, Иваном Сергеевичем, или Ванечкой, как звала его Галина, она прожила душа в душу почти двенадцать лет. Иван был дальнобойщиком, и дома появлялся лишь наездами.

- Галочка! Я тебе подарочек привез! – неизменно провозглашал он с порога, возвращаясь домой.

Подарки эти были не столько дорогими, сколько душевными. Когда Ивана не стало, внезапно, глупо и нелепо, Галина долго плакала, сидя на кухне и сжимая в руках деревянную лопатку. Это был последний подарок Ивана, который радовался как ребенок, глядя на то, как Галина мешает этой лопаточкой с красивой резной ручкой любимую его жареную картошку.

- Хорошая? Галочка, что скажешь?

- Чудесная, Ванечка! Просто превосходная! Именно такая, о какой я мечтала!

У них не было романтических отношений. Им даже в голову бы не пришло переводить свое мирное сосуществование на другие рельсы. Иван был дважды женат и оба раза не очень удачно. После развода он оставлял все и уходил из дома в чем был, провозглашая, что нормальный мужик никогда и ничего не станет требовать от бывшей жены, и упаси Бог, от детей.

С женами своими Иван расставался по-хорошему, признавая свои ошибки и закрывая глаза на те, что случались с их стороны. А потому, отношения сохранил терпимые, с детьми общался, но жениться больше не желал.

- Не умею я, Галочка, выбирать себе подруг жизни. Как-то корявенько все у меня выходит. Вижу красивую, и все – пропал! А в душу заглянуть сразу не получается. И ничего плохого ни в первой моей женушке, ни во второй, нет и не было. Просто, разные мы. Они меня не понимают. Я – их. И ведь, все это понимаешь не сразу… Ты же знаешь, я детей люблю. Всегда семью хотел. Да только, не пригоден я, видимо, для семейной жизни. Что это за мужик такой, который дома бывает всего ничего. Только приехал, а уже опять куда-то надо… А они все сами, и с детишками и вообще… Любая задумается, нужна ли ей такая жизнь «семейная»…

Не сказать, что Галина его понимала. Чужая душа – потемки. Но и не спорила. Молча ставила на стол тарелку со своей фирменной лапшой, жарила картошку, и обстоятельно докладывала, что и как нужно сделать в квартире.

Комнату свою Иван получил от матери. Он был прописан в этой квартире и, приобретая очередное жилье в новом браке, никогда даже не задумывался о том, чтобы сменить прописку. Матери его давно уже не было на свете, но комната была. И, когда очередной брак Ивана завершился разводом, он вернулся туда, где жил когда-то с мамой, решив, что с него хватит. Нужно было поднимать детей, которых у него было двое, и дать себе передышку.

Галина поначалу переполошилась, так как привыкла жить одна. Матери Ивана не стало за несколько лет до того, как он появился в квартире и все это время Галина была сама себе хозяйкой. Сосед исправно оплачивал коммунальные расходы, но в квартире появлялся изредка и только в тех случаях, когда ссорился с очередной женой.

Но вскоре Галина успокоилась. Сосед был не скандальный, рукастый, и быстро привел в порядок жилище, которому давно не хватало мужской руки.

Надо отдать должное Ивану, он никогда не скупился, и от попыток Галины возместить затраты на очередной ремонт, только отмахивался:

- Галочка, оставь! Что я, не мужик, что ли?!

И она оставила попытки проявить самостоятельность. Приняла его точку зрения и изложила Ивану свою.

- Ты занимайся своим делом, а я своим займусь.

Она поддерживала порядок в квартире, готовила, когда Иван приезжал из очередной командировки, и взяла на себя заботу о его гардеробе, за что Иван ей был безмерно благодарен.

- Безрукий я, Галочка. Грузовик починить могу! Тут без вопросов! А пуговицу пришить – не мое!

Иван ушел из жизни внезапно. Мокрая дорога, юркая иномарка, водитель которой спешил куда-то… И тяжелый грузовик, всегда послушный, а тут вдруг решивший показать свой характер…

Галина в новость даже не сразу поверила. Ей казалось, что устоявшаяся, спокойная жизнь – это то, что будет всегда. И горько кляла судьбу, которая решила иначе.

Она хотела было устроить проводы Ивана по собственному усмотрению, ошибочно полагая, что заняться этим больше некому. И очень удивилась, когда его сын и дочь приехали и взяли все хлопоты на себя.

- Мы не сразу узнали, что папа… - дочка Ивана, взрослая уже, девятнадцатилетняя девушка какой-то нереальной, будто неземной, красоты, горько плакала, перебирая фотографии отца. – Расскажите, пожалуйста, как он жил? Мы так мало об этом знаем… Он всегда спрашивал о нас, но никогда не говорил о себе. Все отшучивался…

Галина рассказывала о своем соседе, а сама удивлялась в очередной раз тому, каким умным человеком тот был… Его дети, рожденные от разных матерей, в разное время, сидели рядом на диване, и утешали друг друга, как могли. И видно было, что они не впервые держат друг друга за руки. Иван сумел сделать так, чтобы его наследники стали братом и сестрой не только на бумаге.

Впрочем, наследством своим дети Ивана так и не воспользовались. Это было сложно по многим причинам, а тратить свое время на то, чтобы уладить все бюрократически формальности, они не захотели.

Комната отошла городу, и теперь Галина гадала, кто же станет ее соседом. Появление в квартире встрепанной, немного шумной, девчонки ее разочаровало. Но виду Галина не показала.

- Ты кто ж такая будешь? – она разглядывала девушку, которая топталась на пороге, озираясь по сторонам.

- Маша. Мария Ивановна Иванова, - гордо представилась девушка и тут же обиженно оттопырила нижнюю губу, глядя, как смеется Галина. – Да! Такое у меня имя! Не всем же князьями Голицыными именоваться!

- Почему же сразу князьями? – Галина вытерла выступившие на глазах от смеха слезы.

- Историю люблю, - буркнула в ответ Маша. – Учитель у нас хороший в школе был.

В эту минуту Галина Ивановна простила Маше все и сразу. И не успевшие накопиться обиды и все будущие на сто лет вперед. Мало того, что у девчонки было такое же отчество, как у нее самой, да еще и напоминающее Гале о дорогом сердцу человеке, так еще и уважение, с которым Маша говорила об учителе, было столь явным, что Галина удивилась просто несказанно.

А все дело в том, что Галина Ивановна сама проработала в школе больше тридцати лет. И то, что она услышала в голосе Маши, сказало ей достаточно о том, что за девушка стоит перед ней.

- Что ты встала на пороге? Ты теперь у себя дома. Проходи! Покажу тебе твою комнату.

Маша в тот день надолго не задержалась. Бросила сумку у порога комнаты, где жил когда-то Иван, и унеслась прочь.

- Опаздываю уже! У меня сегодня три пары, а потом работа. Вернусь поздно.

Она и сама не поняла, зачем вдруг отчиталась перед соседкой, но это почему-то показалось Маше правильным.

А Галина, после ее ухода, решила сходить в магазин и на рынок. Она давно уже ничего не готовила для себя, перебиваясь сухомяткой, но в этот день почему-то решила, что непременно нужно что-то горячее. Не сколько для себя, сколько для девочки.

Уже возвращаясь домой, Галя встретила Клавдию, и весь ее настрой куда-то пропал. Глухое, невнятное пока, недовольство поселилось в ее душе. Может, Клава права? И не стоит так уж привечать эту Машу? Мало ли, что она за человек? А вдруг она начнет водить в квартиру компании? Пить или гулять напропалую? Что Галина сможет ей противопоставить? Да ничего!

Только сейчас Галина Ивановна поняла, как много утратила с уходом Ивана. Все ее будущее теперь зависело от того, как поведет себя эта встрепанная, сердитая девчонка, которая незваной вторглась не только в квартиру, но в ее жизнь.

До самого вечера Галина Ивановна слонялась по квартире неприкаянной. Пыталась что-то сделать, но руки не слушались. Она раз пять доставала из холодильника купленную на рынке курицу и снова убирала ее с глаз долой, ругая себя за неуместное желание угодить новой соседке.

И все же, ее натура, такая, какой видел ее Иван все те годы, пока они жили рядом бок о бок, победила. Сердито вытерев со щек непрошенные, приправленные злостью на себя, слезы, Галина встала к плите и уже скоро по квартире поплыл аромат жареной курицы и бульона, который она умела варить просто виртуозно.

За окнами стемнело, Галина щелкнула выключателем, и ее маленькая уютная кухонька, которую с такой любовью обустроил когда-то для нее Иван, вдруг показалась хозяйке большой неуютной пещерой. Она понимала, что вот-вот сюда войдет новая соседка и как знать, чем это аукнется. Галина машинально продолжала готовить, но уже понимала, что досаливать блюда ей не придется. Слезы нет-нет, а наворачивались на глаза, и Галина шептала:

- Эх, Ванечка! Почему ж так рано?! Зачем ты ушел? Зачем оставил меня? Ведь, хорошо жили…

И почему-то именно в этот момент Галина вдруг вспомнила, как дети Ивана приехали два месяца спустя после его ухода, чтобы проведать ее. Она растерялась тогда, не понимая, чего от нее хотят.

- Галина Ивановна, вы не подумайте чего плохого. Просто мы решили, что стоит вас навестить. Папа всегда очень тепло отзывался о вас. И говорил, что вы совершенно одна на этом свете, а человек не должен быть один. Неправильно это. В мире столько людей! Все ходят мимо друг друга, не замечая, и считают, что так и надо. А папа говорил, что это не очень-то правильно. Вот так пройдешь мимо, а потом кто-то тебя не заметит именно в тот момент, когда тебе нужна будет помощь и поддержка. Если позволите, мы будем иногда заезжать к вам. Просто чаю выпить и поговорить. Вы разрешите?

Нужно ли говорить, то дети Ивана теперь были частыми гостями в доме Галины? И именно их слова заставили ее сейчас взять себя в руки.

Почему она слушает Клавдию? Ведь ничего хорошего та ей не сказала! Напротив, после разговора с соседкой, Галине захотелось пойти и вымыть хорошенько руки.

А теперь что? Она мечется по кухне, перебирая в памяти слова соседки, вместо того, чтобы думать о хорошем? Нет уж! Не будет этого!

Галина сняла с плиты кастрюльку с лапшой и чуть не выронила ее, когда услышала, как щелкнул в прихожей замок входной двери. Она так и застыла, держа в руках кастрюлю, и прислушиваясь к тому, что происходит в тесном коридорчике, за закрытой дверью кухни.

- Галина Ивановна, вы дома? – звонкий голосок Маши привел Галю в чувства.

- Да, Маша. Я на кухне! – Галина Ивановна вдруг поняла, что стоит почти на цыпочках, держа в руках горячую кастрюльку.

Охнув, она поставила ее на подставку на столе, и засуетилась, доставая тарелки.

Маша удивленно наблюдала за этими приготовлениями.

- Что ты стоишь? Садись! – Галина Ивановна обмахнула кухонным полотенцем табурет, и кивнула Маше на тарелку. – Ешь! Голодная же, небось? Целый день гоняла, как угорелая. Мы в молодости все такие. Кажется, что на все времени хватает, а потом проблемы со здоровьем появляются. А ты молоденькая еще. Беречь себя надо! – Галина вдруг замерла посреди кухни с корзинкой для хлеба в руках. – Господи, что я несу! Машенька, ты не обращай на меня внимания. Садись и ешь! Я для тебя готовила… Самой-то мне уже…

Галина не договорила. Маша стояла перед ней и смотрела такими глазами, что Галя вдруг сделала то, чего никогда бы себе не позволила при других обстоятельствах. Шагнула к этой девочке, такой маленькой и хрупкой, и обняла ее так, словно перед ней стояла сейчас та самая дочь, о которой Галя мечтала, но которой так и не случилось в ее жизни.

- Дите ты мое, дите! Что ж ты такая перепуганная?! Не съем я тебя! А, вот, откормить – попробую. В тебе же весу – гулькин нос! Как еще ветер тебя не носит? – причитала Галина, чувствуя, как сдается в ее объятиях Маша.

Прямая и жесткая, как натянутая струна, Маша вдруг обмякла, и Галина почувствовала, как нос девушки ткнулся в ее плечо. Это длилось всего лишь мгновение, но сказало Галине так много, что она вдруг совершенно перестала бояться того, что будет дальше.

Разжав объятия, она заглянула в глаза Маше.

- Что?

- Вы сейчас говорили, совсем, как моя мама…

И не стало больше препятствий между ними. И неимоверно вкусной показалась обеим недосоленная лапша. И время вдруг остановило свой ход, присев к маленькому столу в ставшей снова уютной кухне. А Маша рассказала Галине о том, о чем молчала почти три года, которые провела в интернате.

И про маму, которая ушла так быстро, что не успела толком позаботиться о Маше. И про родственников, которые наотрез отказались заботиться о «великовозрастной» племяннице, решив, что ей будет лучше в интернате. И о своей обиде на них, неуемной и огромной, будто гора, на которую никак не удавалось вскарабкаться, чтобы покорить уже ее и забыть о том, что терзало душу и сердце…

И почему-то эти откровения не показались Маше чем-то лишним, ненужным и неуместным в это время и в этом месте. Все было так просто и естественно, будто не было ничего особенного в том, чтобы доверить самое сокровенное этой внимательно слушавшей ее женщине, которую Маша видела всего-то второй раз в своей жизни.

Странно устроена эта самая жизнь…

Люди, родные по определению, становятся иногда совершенно чужими и посторонним, принимая решение не брать на себя лишнюю заботу и ответственность. А те, кого судьба посылает тебе незваным и непрошенным, вдруг войдет в твое сердце, приласкает несмело душу, и станет тем, кому откроешься ты и с кем станет… не страшно…

Пройдет несколько лет. И во дворе, который стараниями Клавдии Матвеевны превратится в цветущий сад, раздастся звонкий голосок Машиной дочки:

- Бабушка! Иди скорее! Смотри, как я умею!

И Галина поспешит на зов, отмахнувшись от Клавдии, которая бросит ей в след свое неизменное и ворчливое:

- Бабушка… Какая она тебе внучка?! Чужая же! И что ты с ними носишься?

Но Галина, по привычке, пропустит эту тираду мимо ушей.

Кому, как не ей знать, кто тут чужой, а кто свой? И мало ли, что носит ветер под высоким чистым небом? Пусть его! Не ее это забота и не ее печаль.

А все потому, что радость ее - вот она! Скачет на одной ножке, хохоча во все горло, и тянет к ней руки:

- Иди! Иди ко мне! Я тут, бабулечка!

А другая радость выглянула в окно, рассмеялась тихонько, глядя, как ее вихрастая копия обнимает Галину, и махнула рукой:

- Мама Галя, идите домой! Гулены! Обед на столе!

Автор: Людмила Лаврова.