Всё питает душа... Художница Вьюгова Римма. Часть 2.

Сага о менестрелях

Приют музыкантов

На пороге

Дарите Вашу грусть, пока еще не поздно
Не отводите взгляд, не закрывайте глаз...
Я помню наизусть ночного неба звезды,
Цветным дождем преград упавшие для нас.
Цветным дождем преград упавшие для нас.

Не спугни

Дарите теплоту, пока она осталась, -
Дающий обретет, что может потерять.
Во тьме ли — на свету — ах, времени так мало,
Душа сама найдет — кому и что отдать,
Душа сама найдет — кому и что отдать.

Голубка

Дарите Вашу боль — не бойтесь ненароком
Ту слабость показать, что вправе уцелеть.
Вкушая жизни соль, не пропустите срока,
Пока тепло руки способно душу греть.
Пока тепло руки способно душу греть.

Судьбой заведено, а время все рассудит.
Не отворить ту дверь, наверно, никому.
И больше не дано, а равного не будет,
Но меньшего теперь от Вас я не приму.
Но меньшего теперь от Вас я не приму.

Маленький

Рыжий

Дарите Вашу грусть, пока еще не поздно,

Не отводите взгляд, не закрывайте глаз.

Я помню наизусть ночного неба звезды,

Цветным дождем преград упавшие для нас.

Цветным дождем преград упавшие для нас...

Piano

Камертон

Бессонница

На бабушкином чердаке

Mi lindo

Лунные дорожки

В моём саду

В предместьях Кагора

Вкус граната

Гостья

Лимоны

Натюрморт «Охотничий»

Серебряный кувшин

Угощение

Щедрость

Кокетка

Всё питает душа

Априори

Et caetera

Голубое

Напевы Востока

Две птицы

Наседка

Эта дивная Черногория

Я срываю с неба лепестки облаков.
Оставляю в ночи ожидание чуда.
Вспоминая под утро обрывки из снов,
Я гадаю на облаках ниоткуда.

Я бросаю навстречу ленточки слов
Ветру буйному, резкому снова.
Пусть разносит он песню лесов и лугов,
Ноту каждую, каждое слово.
Pepite siesta

Просквозит твои окна холодный мистраль.
Облака не дадут мне ответа.
Ты с бокалом вина и укуталась в шаль,
За окном, и не слушаешь ветра.

Ты мечтала — одна. Ты ждала тишины,
Под «Энигму», мелодия транса.
Там, где песни моих ветров не слышны.
В летнем доме на юге Прованса.

Источники

Я гадаю ночами на Млечном Пути.
На страницах его звездной пыли.
Я стараюсь твои отыскать там следы.
На планетах, где мы с тобой жили.

Ты в косички вина заплетаешь лозу.
Ты бредешь по оливковым рощам.
Я взрываю одну за другою звезду,
Чтоб найти мне тебя стало проще.

Там, где ждут

Море смыло следы. Я найти их не смог,
И предался тоске и печали.
А ты там, где творили Сезанн и Ван Гог,
Там где Арль продувают мистрали.

Я однажды узнаю про рай на земле,
Место, где ты решила остаться.
Я приеду, приду, прилечу по весне
В летний домик на юге Прованса.

Хранитель

Есть время природы особого света,

неяркого солнца, нежнейшего зноя.

Оно называется

бабье лето

и в прелести спорит с самою весною.

Уже на лицо осторожно садится

летучая, легкая паутина...

Как звонко поют запоздалые птицы!

Как пышно и грозно пылают куртины!

(Ольга Берггольц)

Привыкли нечто блюзом называть…

А, блюз – другой. Такой, как, скажем, осень,

что может бабьим летом приласкать,

а, то – вдруг заморочить неба просинь.

Как женщина, непредсказуем блюз:

свингует бэнд, и слаженною медью

он словно открывает нервный шлюз

для выплеска эмоций лихолетья,

он может плакать, как осенний дождь,

тоскуя с Майлсом Дэвисом подолгу,

он весел и задорен, как Гаврош,

и насмешит, как скэт Луи Армстронга.

Да, все же, Осень, несомненно – блюз

с тоской по уходящей круговерти,

по радостям нескромным и, боюсь,

по жизни. Не хочу о смерти…

И томный саксофоновый субтон

в тисках традиционного квадрата –

любви последней умилённый стон

во двориках любимого Арбата.

Калина созрелa

Сирень цветёт