"Юбилей"

Женщине исполнилось семьдесят лет. Юбилей! К этому дню купила ткань и заказала платье. Очень красивое, изящное.

И к нему по интернету сережки серебряные, дорогие.

Надела, посмотрела в зеркало, увидела, что помолодела.

— Все-таки нельзя без обновок жить. — подумала женщина — Они настроение поднимают.

Затем принялась готовить, чтобы гостей вкусненьким покормить. Должны приехать сестры. А еще брат привезет старенькую маму. Ей скоро девяносто пять лет исполнится.

Стол сверкал праздничной посудой. И еда сама в рот просилась. Гости приехали.

Мать-старушку посадили на самое почетное место. Она как всегда, посидит немножко, а когда устанет, то в соседней комнате полежит.

Именинница переоделась в новое платье. И сережки надела. Вышла к гостям. И они ахнули.

Ей было приятно, что удивила, что оценили. Очень приятно. Подняли первую. Затем, как полагается — вторую. И одна из сестер вдруг сказала:

— Ты меня удивила. В семьдесят лет платье заказывать. И сережки, да ещё такие вот — дорогущие. Тебе зачем? Куда наряжаться то? Дома сидишь, ведь сколько лет. Было бы для мужика, так ведь нет никого. Не работаешь, по театрам не ходишь. У тебя же полно старых платьев, красивых. Донашивать нужно.

Другие сестры головами закивали. И начали рассказывать, что у них все шкафы одеждой забиты. Носить не сносить.

И в одночасье, почему-то новое платье как
будто давить стало. Тесным сделалось. И сережки потяжелели и стали оттягивать уши. И в Душе стало пусто. И как то резануло

— Семьдесят уже семьдесят, жизнь прошла, а я сижу вот разодетая старая бабка.

Женщина как то постарела и ушедшая с лица улыбка, сделала лицо каменным.

Не хотелось ни с кем разговаривать, не хотелось. Не хотелось есть, кусок в рот не лез. Не хотелось больше праздника. Гости, как будто почувствовали перемену в настроении хозяйки, притихли.

И тут заговорила, до сих пор молчавшая мама:

— Моя мать тоже почти до ста лет дожила. И отец. Долгожители мы.

И когда матери девяносто стукнуло, отец пошел на базар и купил шаль бордового цвета.

Когда за стол сели, он вынул подарок из потаённого местечка и жене вручил.

Вернее, на ее плечи накинул эту самую шаль.

Мать помолодевшая и счастливая сидела, и новую шаль старыми руками гладила. И как будто бы лет двадцать скинула, какие там — девяносто лет!

Главное – это Душа. Не мы для вещей, а вещи для нас. Они приносят нам радость. А счастливыми нас делают любовь и внимание близких.

И помолчав, добавила: — Забыли что ли?

Мудро так сказала. И к дочери обратилась, которая про платье не то сказала:

— А тебе вот что скажу. Язык свой ядовитый придержи. Не сори словами.

Встала и пошла в другую комнату полежать. Устала она.

Сидели молча. За столом по прежнему было грустно. Сестра, что «словами сорила», все-таки извинилась. Но легче от этого не сделалось.

Так, о чем-то говорили, но разговор не клеился, шутили, но не смеялись.

Искренности не было, душевности не было. Потому что слова ядовитыми оказались и повисли тяжёлым облаком.

И тут пришли любимая племянница с мужем. Весело поздоровались со всеми, именинницу поздравили.

Муж племянницы подошел, встал на одно колено, подарил букет роз. И пропел какую-то фразу из старинного романса. А племянница открыла маленькую коробочку. А в ней бусы из речного жемчуга. Все ахнули:

— Где она его только нашла?

А она своими руками любимой тетушке на шею надела. Потащила за руку к зеркалу. Обняла, захлопала в ладоши, рассмеялась.

За столом сделалось шумно. Снова слышался смех Подняли бокалы за здоровье именинницы.

Всё! Не было больше ядовитой атмосферы. Она растворилась в любви и счастье. На всех лицах – радость. Причем настоящая, искренняя.

И полилась беседа. И хотелось говорить, и шутить, и смеяться и есть вкусную еду, и любоваться женщиной, которой исполнилось всего семьдесят лет.

А женщина сидела и думала: — Подумаешь, семьдесят, столько ещё впереди, только жить да радоваться!

Так думала, помолодевшая, элегантно одетая женщина с жемчужным ожерельем на шее. Счастливая женщина, которой сегодня исполнилось семьдесят.