Тайны жизни знаменитого сказочника

Христиан, любивший евреев или Тайны жизни знаменитого сказочника

Однажды Ганс Христин Андерсен, будучи уже известным писателем был в Венеции и решил посетить в район еврейского гетто. Он зашел вместе с другом в гости к еврейской семье, увидел на столе ТАНАХ, открыл книгу и, к удивлению хозяев дома, легко прочитал первые строки на иврите.

В своем творчестве Андерсен нередко обращался к еврейской тематике, часто в ее сказках фигурирует девочка по имени Сарра, правда эти сказка обычно с грустным концом. Откуда Андерсен знал иврит, и кто была девочка Сарра?

Вот и ответ: Ганс-Кристиан Андерсен учился в еврейской школе, а подружку его юных лет звали Сарра Хейман. Как так получилось? Андерсен рос в очень бедной семье, и когда в школе для неимущих для Ганса не нашлось места, она отвела его к господину Федеру Карстенсу и тот принял мальчика в свою школу. Факт, известный всем биографам. Только очень немногие из них пишут, что господин Карстенс был еврей, и его школа была еврейская.

А вот известная журналистка РЭКИ Шуламит Шалит, взявшая за основу исследование Менахема Рэгева, пишет. И проверить это несложно. Андерсен любил вести дневники, коих у него накопилось 12 томов. Вот там это все и описано.

Его сказки о евреях никогда не переводились на русский язык, также нет в его «русскоязычной» биографии факта, что будучи 14 лет, в Дании, будущий писатель пережил еврейский погром. Он только что приехал в Копенгаген — один в чужом городе. Вот его запись в дневнике: «Вечером, накануне моего приезда, произошла тут еврейская свара (Андерсен не знал слова „погром“), которая распространилась на многие европейские страны. В городе беспорядки, улицы полны народу. Шум, паника, переполох — это было много сильнее моего воображения, моего представления той поры о характере большого города».
Тогда ему запомнились факельные шествия, преследования евреев, как жгли книги, выбивали витрины. И этому был свидетелем подросток Андерсен. Кстати, больше в Дании евреев не преследовали аж до середины 20 века, когда Европой правили нацисты, но этот будущий автор «Гадкого утенка» запомнил на всю жизнь.

Странный мечтательный мальчик не умел находить себе друзей, и Карстенс, директор еврейской школы, заметив это, часто занимался с ним отдельно, беседовал с ним и брал на прогулки вместе со своими сыновьями. Андерсен очень дорожил симпатией к нему Карстенса, в которой так нуждался. И в зрелые годы Андерсен не забывал своего учителя. Став знаменитым, он продолжал писать ему письма, посылал свои книги и навещал.

Из отдельных отрывков его сочинений видно, что Андерсен разбирался в еврейских обычаях, знал законы иудейской религии.

Симпатия к евреям прорывается нередко. В 1866 году Андерсен побывал в Амстердаме. Он приходит на симфонический концерт и записывает потом в дневнике:

«Там была элегантная публика, но я с грустью отметил, что не вижу тут сыновей народа, давшего нам Мендельсона, Ха -Леви и Мейербера, чьи блестящие музыкальные сочинения мы слушаем сегодня. Я не встретил в зале ни одного еврея. Когда же я высказал свое недоумение по этому поводу, то, к своему стыду — о, если бы мои уши обманули меня! — услыхал в ответ, что для евреев вход сюда воспрещен. У меня осталось тяжелое впечатление об унижении человека человеком, об ужасающей несправедливости, царящей в обществе, религии и искусстве».

И в дальнейшим Писатель дружил со многими еврейскими семьями, и евреи часто помогали ему. Например, семья Коллинов помогла юному драматургу получить образование в Копенгагене, добились для него королевской стипендии для учебы в Латинской школе, брала на себя многочисленные хлопоты и расходы по устройству его быта. Без совета и помощи строгого, но заботливого господина Эдварда Коллина, Ханс-Кристиан многие годы не принимал ни одного решения.

В конце жизни писатель сблизился с еще одним еврейским семейством Мелхиор. В этом доме он провел последние годы жизни и здесь скончался.
Из автобиографии Андерсена:

«В день моего рождения, 2 апреля (год 1866, ему уже 61 год), моя комната украшена цветами, картинами, книгами. Звучит музыка и звучат приветствия в мою честь. Я в доме моих друзей — семьи Мелхиор. На улице светит весеннее солнце, и такое же тепло я чувствую в своем сердце. Я осмысливаю прошедшее и понимаю, как велико счастье, которого я удостоился».

Почти до конца жизни, даже когда Андерсен был уже болен, он писал свой дневник. А когда не смог писать, то принялся диктовать, а записывали хозяйка дома, Доротея Мелхиор, или две ее дочери. В последнюю неделю жизни, с 28 июля по 4 августа 1875 года, он уже диктовать не мог.
Осталась запись самой Доротеи Мелхиор:

«Среда. 4 августа. Андерсен весь день дремлет, у него температура. Ночью он кашлял… У него не было сил поставить чашку с остатками каши на место, и каша вылилась на одеяло. Вчера, после ухода доктора Мейера, Ханс-Кристиан сказал мне: „Доктор собирается вернуться вечером — это дурная примета“. Я ему напомнила, что доктор приходит к нему уже две недели подряд два раза в день, утром и вечером. Мои слова успокоили его. И вот свет погас. Смерть — как нежный поцелуй! В 11 часов 5 минут наш дорогой друг вздохнул в последний раз…»