ЖАЛЕЮ ТЕБЯ

Зимой Валентина приняла решение продать дом и уехать к сыну. Сноха и сын давно звали её к себе, но она всё не решалась сорваться с нажитого мета. И только после инсульта, поправившись, насколько это возможно, она, наконец-то, поняла, что жить одной уже опасно. Тем более, что в селе, где она жила, не было врача. Она продала дом, оставив почти всё новой хозяйке, и переехала к сыну.

Летом семья сына с девятого этажа перебралась жить в недавно построенный коттедж. Дом был построен по замыслу и проекту сына.
— Я вырос в доме на земле,- сказал он,- вот такой дом своего детства и построю.

Дом был двухэтажный, со всеми удобствами, с просторной кухней и светлыми комнатами. Ванная отливала голубизной синего моря.
— Прямо как на пляж попала,- шутила Валентина.

Одно только сын не предусмотрел: комнаты Валентины и внучки Олеси находились на втором этаже. И пожилой женщине приходилось ночью спускаться по крутой лестнице в туалет.
— Хоть бы не упасть со сна,- каждый раз думала она, крепко держась за поручни.

Привыкла к новой семье Валентина быстро. С невесткой у неё всегда были хорошие отношения. Внучка не докучала, для неё Интернет заменял всё. И Валентина старалась никому не мешать.
— Главное, никого не поучать, побольше молчать и поменьше видеть,- говорила она себе.

Утром все уходили на работу, на учёбу, и Валентина оставалась с собакой Ринни и кошкой Марсей на хозяйстве. В доме ещё жила черепаха, которая взбиралась на край круглого аквариума и, вытянув шею, наблюдала за Валентиной, пытаясь выбраться. Покормив рыбок и черепаху, женщина звала собаку пить чай. Пёс был спокойный и умный. Проводив всех у порога, он шёл в кухню и выжидающе смотрел своими карими, на выкате, глазами в лицо Валентины.
— Ну, давай чай пить,- говорила она, доставая из шкафа коробку с печеньем. Это и было то главное, для чего пёс приходил в кухню. Печенье он обожал. Никто, кроме Валентины, не угощал его. И не от жадности, а просто для собаки породы чау-чау должна быть определённая диета. Но женщине было жаль собаку, и она стала покупать печенье, предназначенное для маленьких детей, и угощать Ринни.

После того, как был сварен обед и в доме наведён порядок, Валентина выходила на участок, в огород. Привыкшая к сельскому труду, она и тут продолжала им заниматься. Копаясь на грядках, она не сразу обратила внимание на соседний участок. Высокая ограда скрывала участок от посторонних глаз, и только в одном месте, за домом, ограды не было. Сын рассудил, что внутри ограда не нужна и поставил невысокий декоративный забор. Соседей женщина не знала. Несколько раз видела старика в поношенной шляпе, который тоже работал на участке. Он казался ей угрюмым и нелюдимым. Заметив её, сразу уходил в пристройку или гараж.

Но несколько дней назад она невольно стала свидетельницей того, что её очень озадачило. Проводив, как обычно, домочадцев, она поднялась на второй этаж, чтобы навести порядок в комнате внучки. Та всегда опаздывала, торопилась, и не заправляла кровать. Валентина подошла к окну, раздвинула шторы и хотела открыть форточку, как увидела медленно идущего, с опущенной головой, старика. Он подошёл к малиннику, поднял старое ведро и уселся на него. Старик был в старой, неопределённого цвета, рубахе с длинным рукавом. По утрам в начале сентября было уже довольно прохладно. Человек кашлял и время от времени вытирал рукавом глаза.
— Кашляет, а раздетый ходит,- подумала она, и тут поняла, что старик плачет.
Тревожно дрогнуло сердце.
— Случилось что? Может, помощь нужна?- метнулась она к выходу.
Но громкий женский крик, донёсшийся в форточку, остановил её.
— Значит, он не один,- рассудила женщина и вновь взглянула в окно.

Старика явно звали, но он не отзывался и продолжал сидеть в той же позе. Что-то удручающе безнадёжное было во всём его обличье. Ветер шевелил седые пряди, обнимал сгорбленные плечи. И Валентина поняла, что человек совсем один, хоть и живёт в семье. Щемящее чувство жалости полоснуло по сердцу. Она знала, каким жестоким бывает одиночество.
— Это что же такое надо сделать мужику, чтобы он заплакал?- подумала Валентина.

Увиденное не выходило из головы. И она, работая на участке, стала присматриваться к соседям. Через невысокий забор на небольшом отрезке видно было немного, но она понимала, что старик весь день находится не в доме. Иногда она видела его на огороде, иногда слышала, что он что-то пилит в пристройке.
Сегодня услышала, как он с кем-то разговаривает. Прислушалась:
— Эх, бедные вы птицы,- говорил старик,- гуляете на свободе, пока тепло. Начнутся холода – посадят вас в клетку и кормить забудут. Я тоже в клетке. Куда деться? Кому мы в старости нужны?
И такая тоска слышалась в его голосе, что Валентине стало нехорошо.
— Это как же надо жить, чтобы с курами разговаривать?- подумала она, вернувшись в дом.

Вечером, за ужином, спросила у снохи о соседях.
— Раньше там семья жила. Потом хозяйка умерла, хозяин, Пётр Иванович, остался жить с сыном. Несколько лет назад сын женился и привёл жену к отцу в дом. Пока тот работал, мы никаких скандалов не слышали. А как ушёл на пенсию, тут и начались крики с их усадьбы. Сноха его никогда не работала. В огороде всё он делал. И в магазины он всегда ходил. И за внучкой часто в садик заходил. И в школу водил. Сейчас девочке уже шестнадцать лет, она с нашей Олесей в одном классе учится. Так что дед стал не нужен.
— А что же сын его?- спросила Валентина.
— Сын тихий, интеллигентный, возразить не может. У них вся семья так была воспитана,- ответила сноха.
— Для сегодняшней жизни это не очень хорошо,- сказала пожилая женщина.- Я всегда завидовала тем, у кого мужья готовы были разорвать любого, кто на его жену косо посмотрит.
— Ну да, такой не только обидчика готов разорвать, но и жену так же убьёт, если что,- возразил сын, слушавший их разговор.

Ночью Валентина не могла уснуть. Вечерняя беседа разбередила давнюю, душевную боль. Она запретила себе вспоминать прошлое. Каждый раз, когда накатывало воспоминание, она брала лист бумаги и рисовала на нём дверь на берегу озера. В глубине сознания она знала, что эта дверь железная, крепкая, за ней — всё её прошлое. Ключ от двери выброшен в озеро на самое дно. Она рисовала волны озера, на дне которого лежал маленький ключ.
— Никто никогда его не достанет и не откроет эту дверь,- говорила она себе.

Но сегодня ей вспомнился разговор с психически больным мужем, который часто говорил, что убьёт её и закопает под яблоней в саду, что никто ни о чём не догадается и искать её не станет. Просто уехала – и всё. И она знала, что он ждёт момент. Животный страх, всеобъемлющий, давящий, заполнивший каждую клеточку, жил в её сознании. Она привязывала простыню к ручке двери и к ножке кровати, вставляя железную кочергу в ручку. Делала это, чтобы успеть проснуться, когда загремит кочерга, если он начнёт открывать дверь. Не за себя боялась. За маленькую внучку, которая жила с ней. И однажды ночью, проснувшись от шороха, увидела, что он пытается снять дверной крючок большим ножом, просунутым в щель двери. Она успела вытолкать ребёнка в форточку и вылезла сама.

Давило сердце.

— Дверь закрыта,- сказала она себе.- Прошлое тем и хорошо, что оно прошло.

Утро следующего дня выдалось сухим и ясным. Управившись с делами, Валентина решила сходить в магазин за хлебом. Она наказала собаке ждать и вышла за калитку. В семье было принято каждый день покупать свежий хлеб в магазине при пекарне. Вот туда она и направилась. Уже на крыльце магазина услышала громкий голос продавца. Открыв дверь, увидела возле прилавка мужчину, которому продавец доказывала, что хлеб свежий, ночной выпечки. Но покупатель возражал. Валентина подошла ближе и поняла, что батон действительно вчерашний, потому что корочка была затвердевшая.
— Что же Вы человека в заблуждение вводите,- сказала она,- ведь на свежем батоне остаётся вмятина, а этот уже подсох.

Продавец сменила товар, взяла деньги и демонстративно отошла в другой отдел. Женщина купила булку свежего хлеба у другого продавца и вышла из магазина. Пожилой человек стоял на крыльце, увидев её, промолвил: «Спасибо за поддержку. А то я как-то не умею отбиваться от хамства». И только теперь Валентина узнала соседа. Лицо у него было худощавое, но совсем не угрюмое. И улыбка была приветливая, располагающая.

-Пойдёмте, — сказала она,- нам ведь по пути. Мы с Вами соседи.
— Правда?- удивился он.- Вы у Олега и Кати живёте? В гости приехали? Я Катиных родителей знаю, они часто на огороде работают.
— А я мама Олега. Жить перебралась в эти края.
— Олег рассказывал, что Вы далеко живёте, в Сибири.
— Жила,- поправила она. – Одной тяжело жить, здоровья уже нет.

— Хлеб свежий вкусно пахнет,- сказал он, улыбнувшись, и отломил от батона кусочек. – Хотите?- протянул ей.
— Спасибо! Я предпочитаю вчерашний, язву лечила долго. Диеты придерживаюсь. А свежий хлеб покупаю для детей.
— Осень. Сын Ваш картошку уже копает? – спросил мужчина, откусив кусочек батона.
— В субботу начнём,- ответила Валентина, поняв, что сосед голоден.

И, удивляясь своей смелости, добавила:
— Давайте-ка мы с Вами познакомимся. Меня зовут Валентина, а Вас – Петр Иванович – правильно? По этому поводу приглашаю в гости пить чай.
— Как-то неудобно,- возразил он.

— Чего тут неудобного! У меня все на работе. Собака только дома. Но она хороших людей не трогает. Я как раз утром чай свежий заварила. Спешить нам некуда. Вот через калиточку в нашем огороде и пройдём,- добавила она, заметив его настороженно брошенный на окна дома взгляд.

Пригласив пройти гостя в комнату, Валентина захлопотала над чаем. Сосед сел на краешек дивана и осмотрелся. Жили здесь, конечно, скромнее, чем его сын и сноха, но во всём чувствовался уют. Вышитые бисером картины на стенах, цветы на подоконниках, вязаные чехлы на креслах- всё говорило об отношении хозяев к своему жилью и друг к другу.
— А у нас ценится только дороговизна,- подумал он.- Богатство вытеснило живых людей. Никуда нельзя сесть, чтобы что-то не помять, не поцарапать.

Потом они пили ароматный чай с домашними пирожками. Валентина всё подкладывала на тарелку, угощая. Ей хотелось предложить соседу наваристого борща, но она не решилась, чтобы не обидеть. Пёс лежал у порога комнаты и внимательно смотрел на незнакомого человека. Мужчина не вызывал тревоги. Опасных людей пёс чуял издалека и всегда начинал рычать, если человек приближался к усадьбе. Поэтому Валентина всегда знала, когда по дворам ходили цыгане. Услышав приглушённое рычание собаки, она шла и закрывала ворота на задвижку.

Разговор шёл на нейтральные темы: об урожае, о погоде, о ценах на рынке. Валентине хотелось спросить, почему Пётр Иванович часто грустит, что его заставляет расстраиваться? Но тогда пришлось бы признаться, что она видит его из окна верхней комнаты.

А он понимал, что пора уходить, но в комнате было так тепло и уютно. И женщина напоминала о его прежней жизни, когда была жива жена. И он тянул время, стараясь медленнее пить свой чай. Домой идти не хотелось, да и можно ли назвать деревянную пристройку, где он жил всё лето, домом? Он вспомнил, как сноха вчера швырнула ему в лицо краюшку хлеба, крича, если он не оформит дарственную на сына, пусть пеняет на себя. Вспомнил и тяжело вздохнул.

С этого дня жизнь для Валентины приобрела новый смысл. Утром, проводив детей, она торопилась приготовить что-нибудь на завтрак. Потом шла на огород. Пётр Иванович был уже в своём дворе. Он радостно махал ей рукой, приветствуя, и подходил к низкой ограде за домом. Валентина передавала ему то, что приготовила. Он смущался, но брал, понимая, что женщина делает ему приятное от чистого сердца. Место за домом было скрыто от посторонних глаз, и они разговаривали, не таясь и не боясь окриков снохи мужчины.

Накануне злополучного дня Пётр Иванович сказал, что его сын с семьёй утром уезжает отдыхать, у них путёвки в Крым. Валентина даже обрадовалась такой вести, вслух сказала:
— Пусть едут. Вы хоть отдохнёте. В дом перебираться пора, холодно уже ночевать в пристройке.
И заметила, что он смутился. Видимо, думал, что она об этом не догадывалась.

Проснулась она от звука машины. Светало. Она встала и подошла к окну. У ворот соседей стояло такси. Она увидела, что из ограды вышли соседи, громко хлопнув калиткой. Таксист открыл багажник, помог уложить сумки. Машина тронулась.

— Что это Пётр Иванович не проводил своих?- подумала она.
Снова легла, но сон не шёл. Мысли, одна тревожнее другой, теснились в голове.
— Почему так бывает в жизни: родители всю жизнь на детей тянутся, а те в старости их выбрасывают?- думала она.- Дети получают образование благодаря родителям, становятся успешными, а мать или отец влекут жалкое существование. Вот передача про телеведущую была — Леонтьеву, сын её даже перед смертью не приехал, а она ждала. Такой известный человек, авторитетный, одна сына вырастила, а он и не вспомнил. Вот и Пётр Иванович – директором такого большого завода был. Авторитет имел, а старость такая страшная. Не дай Бог так жить!

Она поднялась раньше обычного. Приготовила завтрак, проводила детей и внучку, накормила собаку и кошку и вышла в усадьбу. Соседа не было.
— Видно, решил отдохнуть в тишине, — подумала она.

Стала обрезать лук. Прошёл час, но в усадьбе соседа было тихо. Тревога стала нарастать. Она подставила пустой ящик и перелезла через небольшой забор. Над крыльцом горела лампочка. Это насторожило женщину ещё больше. Постучала в дверь. Подождала. Потом толкнула её. Дверь приоткрылась. Женщина крикнула в глубь: «Есть кто дома? Пётр Иваныч!».

Прислушалась. Тишина была не плотной. Она шагнула в коридор. Потом в прихожую и вскрикнула от неожиданности. На диване лежал сосед. Левая рука безжизненно свисала вниз. Рядом валялся баллончик с «Нитроминтом», белые таблетки рассыпались по полу. Со словами: « Господи! Боже мой!» она набрала номер своего Олега. Встревоженный сын ответил сразу. Сбиваясь, плача, она попросила его вызвать «Скорую», объяснив в чём дело.

Через пятнадцать минут она услышала сирену и вышла встретить врачей. Седой доктор пощупал пульс, посмотрел зрачки и стал готовить шприц. И Валентина поняла, что дорогой для неё человек жив.

День прошёл как во сне. Всё валилось из рук.
— Как же можно было оставить отца? – думала она.- Ведь сын видел, что ему плохо. Значит, опять был скандал, который и вызвал приступ. Получается, видя, что отцу плохо, семья уехала, чтобы он умер без помощи?! Ужас!
Ей вспомнился герой Шолохова, закрывший мать в летней кухне, чтобы она умерла от голода.
— Не дай Бог иметь таких детей,- в который раз подумала она.

Павла Ивановича выписали из больницы через месяц. Весь месяц Валентина ездила к нему, как она говорила, откармливала.
— Чтобы жить, надо есть,- были её любимые слова.
Вот тогда-то она и услышала печальный рассказ о том, что Павел Иванович – собственник дома, но сноха требует оформить дарственную на дом и доверенность на получение пенсии.
— Если я отдам пенсию, я умру от голода,- сказал мужчина.- А на дом я давно написал завещание на имя сына. Только он об этом не знает. Любое наследство при разводе не делится. Так что сын мой не останется без крыши над головой в старости.

На что Валентина ответила:
— Вот и хорошо. Тебя скоро выпишут. Я с детьми своими поговорила. У них есть квартира. Там никто не живёт. Внучка ещё при родителях. Они рады, если мы с тобой туда перейдём, за квартирой присмотрим. И будем жить спокойно. Тебе сейчас нельзя нервничать. Знаешь, в старину на Рязанщине не принято было говорить человеку: « Люблю», да и какая любовь в нашем возрасте. Там говорили: « Жалею тебя». Вот и я тебя жалею и желаю жизни.

© Copyright: Надежда Франк